Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

Она опять засмеялась, повернулась и пошла в сторону туалетной зоны. Майка сразу догадалась в чём дело, в то время как Эмма оставалась в неведении и с удивлением в глазах. В туалете Кира прошла несколько шагов вдоль дверей кабинок и остановилась. Оглянулась через плечо, забрала волосы сзади одной рукой, а другой коснулась застёжки стоячего воротничка. Блузка распахнулась сверху вниз, оголяя спину.
— Вот это покруче любого хайлайтера будет!
Эмма онемела от удивления, а Майка с интересом стала разглядывать анимированную картину. Это была змея, вытянувшаяся вдоль позвоночника, она извивалась вокруг длинного меча, поблёскивая иссиня-чёрной чешуёй. При малейшем движении, при дыхании Киры, смещался угол освещения, и картинка на коже чуть менялась, создавая иллюзию движения. При этом меч был неподвижен. Глаза рептилии открывались и закрывались с различными промежутками, а голова тянулась вверх к затылку Киры. Вокруг картинки кожа на спине была отёкшей и покрасневшей, но это было понятно и не портило общего впечатления.
— Классная анимашка! — выдохнула Эмма. — И где такие делают?
— Места знать надо, — сказала Кира, довольная произведённым эффектом. Она косила на них одним глазом, завернув голову. — Такую же хочешь?
В этот момент из головы рептилии красной молнией выстрелил раздвоенный змеиный язык и тут же исчез. Эмма взвизгнула и закрыла лицо руками.
— Вот ты заполошная, — сказала Кира, застёгиваясь. — Что с тобой на пляже бы стало в Старом городе…
Чёрная змея, перечёркнутая фиолетовой лентой лифчика, исчезла под одеждой.
— Там есть пляж? — спросила Майка.
— Есть. Дикий. То есть необорудованный. И речка-говнотечка. В смысле — грязная, купаться невозможно. — Кира повернулась. — Летом желающих позагорать много, а ехать далеко не всем по кайфу, вот и прутся в такие места. Фриков там как в кунсткамере — каждой твари по паре! Бывает, с такими картинами попадаются, что я на их фоне со своим змеем мелко бы смотрелась.
— Не понимаю я загорающих, что за удовольствие? — сказала Эмма.
Говорить тут было не о чем — все знали, что Эмма под солнцем совсем не загорает, только краснеет как рак варёный. Кира оглядела двери туалетных кабинок, замки которых все как один, горели зелёным, и сказала необычным для себя заискивающим тоном:
— Эмма, красотуля, постой на стрёме, а?
— Что? Зачем? — Эмма округлила глаза и захлопала ресницами.
Майка тоже удивилась и вопросительно посмотрела на Киру.
— Покурить хочу, — сказала Кира.
— Ты куришь?! — Майка с Эммой спросили хором и переглянулись.
Кира поморщилась:
— Что за трагизм, девки? Не курю я, балуюсь иногда вот и всё. Тебе трудно три минуты не впускать никого? — А что я скажу? — растерялась Эмма.
— Да что угодно — авария, несчастный случай, говнобес разбушевался… — Кира мягко, но настойчиво подталкивала Эмму к двери. — Три минуты всего.
Когда дверь за Эммой закрылась, Майка спросила:
— И давно ты куришь?
— Я же сказала, что не курю.
Она подошла к дальней стене, открыла утилизатор и встала на его крышку как на табурет. Крышка люка затрещала, но выдержала. Кира потянулась руками и пошарила по верху вентиляционного короба, идущего под потолком. Потом спрыгнула, громко топнув рифлёными подошвами, и закрыла утилизатор.
— Во, пятку заныкала! — она держала короткую сигарету чуть приплюснутую с одной стороны.
— Это сигарета, — выдала Майка очевидный для себя факт. — Недокуренная.
— Что ты понимаешь… — Кира чиркнула невесть откуда взявшейся зажигалкой.
— Ну и покурила бы в кабинке, зачем Эмму на шухер ставить?