Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

ГЛАВА 4

Во сне с неба падал серебристый мультикоптер. Она ехала по кольцевой автостраде за рулём своего байка, когда увидела над собой большую винтокрылую машину. Коптер летел вниз по прямой траектории, подобно метеориту, неуправляемый и неотвратимый. Он падал совершенно беззвучно — ни один из восьми двигателей не работал, и лопасти винтов замерли в своих нишах. Это был пассажирский транспорт, рассчитанный на комфортный перелёт десяти человек, но она знала точно, что в салоне никого нет. Это знание появилось ниоткуда, как данность, как безусловный факт, не требующий доказательств.
Время во сне текло как клей, секунды будто слиплись, неохотно отлипая одна от другой, и каждая следующая была длиннее предыдущей. Коптер тоже замедлялся, невероятным образом тормозил в воздухе, а потом и вовсе остановился, зависнув в нескольких метрах. Оказавшись в его тени, Майка остро ощутила свою мизерность перед этой махиной и, чтобы уйти от удара, попыталась прибавить скорость, крутанув ручку акселератора, но не смогла и пальцем пошевелить. Мышцы окаменели, она приросла к байку всем телом и желала сейчас только одного: чтобы всё поскорее закончилось. Но время, словно издеваясь, встало окончательно, и она почувствовала себя заточённой в узилище вечности как муха в янтаре.
На миг ускорившись, коптер рывком приблизился и замер над головой, полностью закрыв собой небо. Майка видела каждую заклёпку на его обшивке, она могла описать каждую царапинку и щербинку, сосчитать все винтики на подвесных механизмах, коптер был так близко, что она могла бы потрогать его рукой. Но тело было скованно неведомой силой, и подспудно Майка догадывалась уже, что эта сила — время. Время, которое вышло…
Туша коптера, словно дав собой налюбоваться и в полной мере осознать всю неизбежность катастрофы, снова стала надвигаться. Приближаясь плавно и бесшумно, она коснулась шлема и Майка услышала скрежет, от которого заныли зубы. Шлем на голове лопнул, как яичная скорлупа. Прильнувший к коже металл обшивки был поначалу еле тёплым, но разогревался всё сильнее, пока не стал обжигающе горяч. Многотонный вес коптера давил как гидравлический пресс, и она была беспомощна перед этой силой. Она уже ничего не видела и не слышала — перед глазами повисла багровая пелена, а в ушах стоял гул от бешено циркулирующей по венам крови. Внутри разлилась нестерпимая боль, но вслед за этим короткий глухой хруст сломавшейся шеи принёс мимолётное облегчение. Боль схлопнулась до размеров апельсина в голове и билась изнутри о стенки черепа, пока тот не раскололся. Она ещё успела почувствовать ржавый вкус крови на языке и запах горячего асфальта, когда неожиданно, без всякого перехода, оказалась в другом месте.
Она снова ехала на байке, проезжая контрольный пункт со знакомой аркой. За ним потянулись кирпичные многоэтажки, неразличимые как сиамские близнецы, со стенами, заляпанными световой рекламой. Ближайшие дома и ответвления улиц были ей хорошо знакомы, но чем дальше она ехала, тем менее узнаваемой становилась местность. Когда она зачем-то свернула во дворы, события неожиданно рванули вперёд, словно включилась ускоренная перемотка. Она всё видела, но ничего не успевала понять — картинки перед глазами сменялись слишком быстро.
Мелькнула эмблема Выжигателей, изуродованное шрамом лицо с леденящим взглядом и нагловато ухмыляющаяся девчонка, бросающая в бензобак тлеющую сигарету. Окурок ещё не успел скрыться в горловине бака, а Майка уже неслась по странному, как будто искусственному лесу, уворачиваясь от выпрыгивающих навстречу деревьев. Лес неожиданно закончился оврагом, и пластик ограждения брызнул в стороны. В этот миг она испытала чувство невесомости, зависнув в воздухе, как парящая птица.
Время споткнулось, прекратив свой стремительный бег, и словно застряло на бездорожье: двигаясь вроде бы как обычно, оно при этом стояло на месте — ничего не происходило, ничего не менялось перед глазами. Майка была захвачена открывшейся перед ней картиной, потому что обрела вдруг способность видеть окружающий мир в мельчайших деталях. Зрение стало невероятно острым и сверхреалистичным, гораздо более чётким, чем в состоянии видеть человеческий глаз.