Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

Сколько дурных знаков было ей сегодня? Сколько раз ей хотелось отказаться от этой затеи, даже в самый последний момент? Но всякий раз она уступала — то Толику, то собственным демонам, то нелепым обстоятельствам — и вот она стоит и смотрит на готовое к бою оружие, чувствует его незнакомый маслянистый запах, а рядом на скрипучем стуле сидит, бледнея лицом, давнишний её приятель и несостоявшийся любовник. Тот, который обещал сегодня, что всё будет путём…
— Гарик, замени меня, последи за окнами в развалинах, — сказал Воланд.
Он отдал Гарику бинокль, взял у него рацию и сказал в неё:
— Проводник, ответь Воланду!
— На связи, — послышалось в ответ.
— Доставишь девочку обратно, она скоро выйдет. Как понял?
— Понял, сделаю в лучшем виде.
Воланд взял со стола жёлтый футляр и протянул его Майке со словами:
— Тебе пора, дорогая, уезжай. Ты уж извини, что так получилось… и прощай!
— До свидания! — сказала Майка, принимая из его рук футляр, оказавшийся для своего размера неожиданно тяжёлым. Она хотела сказать ещё что-то, но Воланд уже отвернулся.
— Подсоби Гарику, — говорил он Свете, — посмотри за развалинами, а он стреляет, если что.
Майка стояла с футляром в руках и понимала, что скоро она уедет и больше не вернётся сюда никогда и ни за что. Она смотрела на Толика, с лица которого исчезла бледность, а растерянность сменилась выражением упрямства. Он явно решился на что-то и внутренне собрался, приготовился. Майка по-прежнему злилась на него, но злость эта была беззубой; в душе она уже простила его, простила заранее, не дожидаясь его извинений, простила за всё.
Майка говорила тихо, почти шептала:
— Остаёшься? Ты теперь с ними? Почему ты…
— Хватит болтать! Марш отсюда! — голос Воланда толкнул её в спину.
Она обошла Толика, который смотрел в пол, не желая встречаться с ней взглядом. На негнущихся ногах подошла к широкой двери на выходе и оглянулась.
Робопёс стоял на полусогнутых лапах, ощетинившись всеми своими военными приспособлениями, и вид имел довольно грозный. Воланд стоял к ней спиной, раскладывая запасные магазины с патронами на столе. Гарик приладил автомат на решётке окна, и замер, целясь куда-то вдаль.
Света опустила бинокль и, повернувшись к Воланду, спросила:
— Ракеты здесь правда нельзя использовать?
Майка открыла дверь и вышла. Сзади слышался голос Воланда:
— Когда-то давно были такие ракеты на ручном телеуправлении — выпустил её солдатик, она летит себе, а за ней проводок тянется. Вот, значит, смотрит солдатик в прицел одним глазом и доворачивает, куда надо. Самонаведения в такой ракете нет, так что… — дверной доводчик мягко закрыл за ней дверь, отсекая все звуки.
Майка сделала пару шагов и ступила на ленту транспортёра. Дала глазам несколько секунд, чтобы свыкнуться с полумраком. Потом осторожно шагнула вниз, держа перед собой футляр с «примочкой» обеими руками. Спускаться на каблуках по наклонной поверхности без ступенек оказалось труднее, чем подниматься. Тем более что руки были заняты, и держаться за перила было нечем. Она остановилась, решая, не снять ли ей туфли, чтобы спуститься, без риска свернуть себе шею.
В этот момент яркая вспышка озарила всё вокруг, высветив на мгновение каждый кирпич в стенах. Одновременно раздался громкий хлопок, и она оглохла. В спину ударило, будто мешком с цементом, выбив воздух из лёгких, и швырнуло вперёд. Не успев ничего понять, Майка оказалась внизу, лежащей лицом на резиновой ленте транспортёра. Плечи и затылок пекло, на зубах скрипел песок, а колени и локти безбожно саднило.