Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

Филя поставил стулья позади Майки с Толиком и скрылся за стеллажи, бормоча себе под нос что-то нечленораздельное. За ним шлейфом тянулся запах машинного масла и рыбных консервов.
— Дурашка местный, не обращайте внимания. Приблудился год назад, памяти нет, говорит плохо, соцкарта заблокирована. Довольным бывает только когда ест или спит. У дурака и счастье глупое. Вы садитесь, молодые люди, садитесь!
Старик подождал, пока они усядутся, и посмотрел на Толика.
— С тобой, Анатолий, мы позже поговорим о делах наших бренных, успеется нам, — он повернул голову к Майке. — А приборчик твой, красавица, вот он тут, у меня. Трофей, можно сказать. Воюем потихоньку, знаешь ли, за место под солнцем в виде этой промзоны. Такие вот дела.
Воланд потянулся и подвинул к ней жёлтый футляр, лежащий на столе.
— Заберёшь, как домой соберёшься. Приборчик этот здесь без надобности, у нас вся техника на ручном управлении. Ребятки его испытали за периметром, работает как надо, так что не переживай.
— Спасибо вам, сколько с меня?
Майка собралась расплатиться, но Воланд протестующе замахал руками.
— Что ты, прелесть моя! Не стоит он ничего. Просто поговори со стариком, раз уж сюда добралась, много ли мне надо? Поболтаем по-приятельски, пока тебе не надоест, а потом Проводник увезёт тебя обратно, хорошо? — Майка кивнула, гадая, о чём они могут говорить. — Вот и ладушки! Хочешь спросить меня о чём-нибудь?
У Майки язык чесался узнать про очки, поэтому она спросила без обиняков:
— Зачем вам такие очки?
— Я знал, что ты это спросишь! Есть у меня для этого две причины. Видишь ли, Майя, к старости вылезают разные болячки, одной из которых у меня оказалась светобоязнь. Слезятся глаза от света, а потом голова раскалывается, что тут поделаешь. Издержки долгожительства, знаешь ли. Вроде бы, в чём проблема, сейчас любые хвори лечат. Только вот любые, да не у всех. Современная медицина обходит меня стороной.
— Неужели у вас нет возможности пользоваться медицинскими услугами? — сочувственно спросила она.
— Майя, добрая душа, не надо меня жалеть! — Воланд рассмеялся сухоньким смехом и его лицо, похожее из-за морщин на кору дерева, сморщилось ещё больше. — В этой жизни за всё приходится платить. Так или иначе, раньше или позже, но всегда. Никакой трагедии в этом нет, такова природа вещей. У каждого в молодости есть светлое будущее, но нет гарантий, что оно наступит. Я сам выбрал эту дорогу и не жалею, потому что убедился в правильности своего выбора, делая его снова и снова. При том, что результат мне был заранее известен.
— Но такие последствия… — она повела плечами, подбирая слова. — Мне это кажется неразумным.
— Жизнь состоит из компромиссов, но не все компромиссы совместимы с жизнью. А тем более с совестью.
— Я не очень понимаю…
— И неудивительно. Послушай: человечество живёт под контролем СИСТЕМЫ. Это тотальный контроль над личностью, полная подчинённость человека обществу от рождения и до смерти. СИСТЕМА благоволит к тем, кто не выходит за рамки её контроля. А если не живёшь по её правилам, то становишься изгоем: вместе с обязанностями теряются и права. Это справедливо, как ты считаешь?
Майка попыталась собрать мысли в кучку, чтобы сказать что-нибудь в ответ, но не нашлась, что именно и растерялась. Со стороны могло показаться, что она напряжённо думает, но в голове метался одинокий таракан и причитал: «Что ответить-то, что сказать?»