Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

— Суть в данном случае не на поверхности.
— Что ты имеешь в виду?
— Если мышке вживить электрод в зону мозга, ответственную за удовольствие и дать возможность управлять им, то она убьёт себя. Просто будет нажимать на «пуск», пренебрегая едой, сном, — всем необходимым для жизни — и скончается от этого. Я существую на других физических принципах, но вёл бы себя схожим образом. Удивительно, правда?
— Не всё в мире физика.
— Тем более удивительно слышать это от человека.
— Ты так и не объяснил мою роль в твоих перевоплощениях.
— Я к этому веду. Есть универсальные законы вселенной, нарушать которые может только тот, кто их придумал, а это не я. Поэтому чтобы побывать в чужом обличии, мне нужен повод, нужна объективная причина, а не только собственное желание. Для меня повод — это ошибка, сбой в системе, за которую я в ответе. Причина воссоздать кусочек твоего бытия и погулять в нём по травке — это ты.
Майка поняла, что пришло время узнать, прошло её время жизни или нет. Ответ был готов, но она была к нему не готова. Это как с верой в бога: с математической точки зрения верить в загробную жизнь рациональнее, чем не верить — выиграв, получишь всё, а проиграв, не потеряешь ничего. Но тут как с физикой: не всё в мире математика. К тому же из разговоров с Актором никакое «всё» даже близко не виднелось.
Она остановилась, и он остановился тоже. Дорогу впереди пересекала цепочка муравьёв, которые шли друг за другом и каждый тащил на себе что-то полезное. Этот караван не имел ни начала ни конца, но Майка была готова ждать столько, сколько потребуется.
— Даже самая удивительная иллюзия всё равно остаётся иллюзией, — сказала она.
Актор промолчал. Он ждал от неё других слов, она это знала, но не торопилась их говорить. Подождёт. Вечность ему в помощь.
— Скажи, а кто такой Призрак? — спросила она.
Они теперь шли обратно в своём прежнем человеческом облике и Майка ступала по траве ещё осторожнее.
— Призрак не кто, а что, — сказал Актор, и повеяло таким холодом, что Призрак показался Майке ещё роднее. — Он как лейкоцит в крови, который всегда спешит туда, где что-то пошло не так. Элемент иммунного ответа, если считать организмом весь твой мир.
— Он говорил со мной не как элемент чего-то, а как самостоятельная личность.
— Это ничего не значит. Он так запрограммирован.
— Да как так? Он что-то помнил из своей прежней жизни, что-то чувствовал…
— Не надо копать глубоко, а то может оказаться, что и лейкоциты в твоей крови тоже имеют чувства, о чём-то думают и переживают. А потом дойдёт дело до атомов, нейтронов и кварков — ты им также будешь сопереживать? Призрак настроен как надо и выполняет свою работу. А смутное чувство вины ему только на пользу. Любого, не говоря ему ни слова, можно заточить в темницу навсегда, и где-то глубоко в душе он будет знать за что.
— Но это — жестоко!
— Если принять твою точку зрения, то месячные это вообще геноцид лейкоцитов.
Актор настолько отдалился в её глазах от всего человеческого, что казалось дальше некуда. Она не понимала и не хотела понимать его рассуждения, потому что принять такое видение мира значило предать свою человеческую натуру, низвести своё «я» до уровня функции в чужом уравнении.
Они подошли к столику и Актор по-джентельменски подставил ей ажурное кресло. Подождал, пока она сядет и устроился в кресле напротив. Солнце висело на прежнем месте, просвечивая через могучие кроны деревьев и Майка задумалась почему так происходит: время не существовало сейчас для них с Актором, но для созданного им фальшивого рая солнце было объективной реальностью, а значит, должно было двигаться по небосклону как положено.