Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

ГЛАВА 7

Вокруг была темнота, и эта темнота была разумной. Майка чувствовала эту разумность всеми фибрами души, потому что ничем другим чувствовать не могла — физическое тело отсутствовало как таковое. Отсутствие тела не казалось ей странным или страшным, это воспринималось как данность и не вызывало вопросов. Но нечто окружающее её со всех сторон было настолько чужеродным, что она содрогнулась.
Она вгляделась в это нечто, и оно ответило тем же — неописуемо чуждый Взгляд прожёг её насквозь, как жёсткое гамма-излучение. Она ощутила себя тополиной молью, залетевшей в рентгеновский аппарат, представила, как осыпается пыльца с крыльев и как потом тяжело лететь без этих чешуек, а главное уже и незачем…
Этот Взгляд испугал её настолько, что она побежала. Без ног, без тела, но — побежала. Темнота вокруг тут же сжалась в трубу — прямую и тесную, без начала и конца — а Взгляд следовал по пятам, громыхая в голове иерихонскими трубами так громогласно, что если бы это было в её власти, Майка с радостью бы оглохла.
Она убегала от Взгляда как от поезда в железнодорожном тоннеле, подгоняющего лучом прожектора и надрывным гудком в спину. Умом она понимала, что не убежать, как ни старайся, однако ужас был сильнее рассудка. Некуда было свернуть, и негде было укрыться в этом бесконечном тоннеле, но неожиданно Взгляд сменил гнев на милость. Словно светофильтр в театральном софите переключился, и свет стал тёплым и мягким; грохот в голове сменился тихим постукиванием, как морзянкой — непонятно, но явно со смыслом.
Майка остановилась, и тесная труба вокруг неё исчезла. По-прежнему было темно, но многое в этой темноте изменилось. Самым удивительным было то, что темнота и Взгляд оказались одним целым. И этот симбиоз не испугал её, а как-то незаметно представился естественным порядком вещей. Как необычная тень, ставшая под правильным углом понятной и объяснимой.
Вокруг посветлело, и темнота превратилась сначала в зыбкое серое марево, а потом раскинулась бескрайним полем с травой по пояс такого оттенка зелёного, какого она в жизни никогда не встречала. Взгляд же превратился в белый сияющий шар, источающий душевное тепло и понимание. Он сиял ярко, но не слепил, а освещал своим светом так, что все мысли в голове прояснились, а на душе стало спокойно и легко.
Она увидела разом всю свою жизнь не как пошаговую ретроспективу, а как все моменты жизни одновременно. Это не была куча мала, где всё смешалось и одно заслоняет другое, нет. Воспоминания были мгновенны и многочисленны, но она могла охватить их все вместе одним мысленным взором.
Все образы событий были живыми и реальными, в них сохранились все подробности: мысли и эмоции, всё что она видела, слышала, осязала, обоняла. Чувства, которые она испытывала в любой момент времени. Этот мысленный обзор включал в себя без исключений всё, что с ней успело произойти от самых незначительных деталей до наиболее важных событий. И все эти умозрительные картины её жизни сосуществовали гармонично за исключением событий последнего дня.
Версий последнего дня оказалось сразу шесть, и поначалу она не смогла отделить их одну от другой, как слипшиеся страницы глянцевой брошюры. Но они вдруг сами выстроились по порядку как солдаты в строю (на первый-второй рассчитайсь!) и дистанцировались друг от друга так, что обрели индивидуальность.
А она обнаружила, что обрела форму. Это не было телом, скорее оболочкой — тонкой и округлой, как у мыльного пузыря и такой же радужной. Окружающий вид тоже менялся на глазах: поле заросло вековыми деревьями, закрывшими бесконечность горизонта и окружившими Майку со всех сторон, а высокая трава измельчала и превратилась в подобие газона, который забыли подстричь.