Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

Носорог наклонился к ней бесформенной тенью так близко, что заслонил собой небо. Она чувствовала его рядом, ощущала его запах, и это было неприятно, но радовало тем, что чудовище оказалось в пределах досягаемости. Майка замолотила руками, отбивая кулаки об ненавистную бугристую морду и он отпрянул, но недалеко, а ровно так, чтобы уклониться от ударов и она по инерции продолжала месить воздух, пытаясь дотянуться до гадины. В этот момент огромная чайка, про которую она успела забыть, опустилась сверху, придавив руки к животу, сложила крылья за спиной и клюнула её в лоб острым длинным клювом, достав до самого мозга.
— Кыш отсюда!
К этому моменту Майка была как сжатая пружина, как взведённый курок, ищущий свою пулю, и клевок жирной чайки в самую глубину воспалённого мозга снял последний предохранитель. Она вдруг осознала, что лежит на спине с закрытыми глазами, а кто-то копошится внизу, делая с ней что-то непотребное. Резко подтянув колени к животу, Майка со всей мочи лягнулась ногами и открыла глаза.
Она лежала на кровати-трансформере, которая была опущена и расправлена. Майка рывком села и сразу же увидела Ключника, спящего в кресле с приоткрытым ртом. Потом увидела Гогу, который сидел на полу с обалделым видом. На нём была только белая майка и голубые носки, остальная одежда валялась комом на том кресле, где она раньше сидела. Гога прикрывал руками своё вздыбленное хозяйство, но скрывать стояк трясущимися руками у него плохо получалось.
Майка встретилась с ним взглядом и увидела собственное отражение в его глазах. Увидела крупно, словно смотрелась в зеркало, и не признала себя вначале, но с каждым мгновением впитывалась в этот незнакомо-знакомый образ, перетекала в него, или образ перетекал в неё, она не разбиралась, упиваясь самим процессом. Она зачарованно смотрела другой себе в бездонные глаза-колодцы, целиком заполненные чернотой зрачков, как это бывает у кошки, если в комнате резко задёрнуть шторы и не могла оторваться.
Гога заелозил по полу и начал неуклюже подниматься. Его ничем не прикрытый набухший отросток подрагивал при каждом движении, и Майка молча рванулась вперёд, не помня себя от бешенства. Все стоп-краны были сорваны, и её несло под откос с непреодолимой инерцией сошедшего с рельсов поезда. Гога всё прочитал в её лице с одного взгляда и ускорился в своих телодвижениях, повернувшись к ней спиной с намерением укрыться за синей дверью.
Она слетела с кровати как фурия, вмиг очутившись возле рыцаря. Схватилась обеими руками за длинное древко секиры и вырвала старинное оружие из железных пальцев — огромный боевой топор показался ей легче пёрышка. В два шага догнала Гогу и со всей силы ударила сверху, целясь по затылку, но попала ниже.
Тяжёлое выгнутое полумесяцем лезвие с хрустом врубилось в шею, и древко выпрыгнуло из рук Майки. Она замерла, наблюдая, словно в замедленной съёмке как Гога валится вперёд, захлопывая своим телом синюю дверь, которую успел-таки приоткрыть и сползает по ней на пол.
Майка шагнула к нему, схватилась за длинную ручку секиры, торчащую вверх под острым углом, и дёрнула на себя, но секира крепко засела в позвоночнике. Она пошатала её из стороны в сторону, как застрявший в бревне топор и снова попыталась извлечь оружие, прилагая больше усилий. На этот раз лезвие поддалось, прохрустев чем-то в ране и вышло, потянув за собой красно-белый слизнявый шнурок, который легко оборвался. Из раны фонтанчиками брызгала кровь, образуя блестящую лужу на полу, которая быстро увеличивалась.
Майка постояла немного, глядя на подступающую к ногам алую кляксу, а потом повернулась и подошла к креслу, где спал Ключник. Встала напротив, держа боевой топор на плече в точности так, как держал до этого рыцарь, и засмотрелась на него спящего — как он похрапывает с присвистом, временами причмокивая красными губами. Он вдруг перестал храпеть и, не открывая глаз, поводил кадыком и шею рукой поскрёб. Майка размахнулась, и ударила секирой сверху вниз как молотом по наковальне прямо по голове, с треском проломив череп. Отпустила древко и отступила на шаг, разглядывая, что получилось.
Лицо Ключника залилось кровью, а древко секиры упёрлось в пол между его ног, не давая голове свалиться на грудь. Ключник с минуту хрипел, надувая кровавые пузыри на губах, а потом затих. Она отошла ещё немного, оглядывая всю картину в целом, посмотрела на свои руки, словно не веря, что она это натворила и закрыла лицо. Постояла так в тайной надежде, что всё происходит не взаправду, и что стоит только убрать руки, как спадёт жуткий морок, и она окажется дома в своей постели, в мокрой от пота ночной рубашке, с колотящимся сердцем, испуганная, но счастливая от того что это лишь сон...