Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

Граната лежала на ладони, отсчитывая замедление в четыре секунды и Майка ещё успела бросить кольцом в Гогу и сказать:
— Эй, вояка!..
И тотчас яркая вспышка ослепила её, затопив океаном нестерпимой боли и заставила искренне раскаяться в своём поступке. Невозможность отмотать назад и сделать всё по-другому придавала её раскаянию бездонную глубину, и она падала и падала в эту глубь, корчась в агонии, сгорая желанием выплеснуть эту боль наружу, отделить от себя любым способом, потому что держать в себе такое было невыносимо…
Пластичный механизированный пол, имитировавший ограждение на террасе, вернулся в исходное состояние, и Майка повалилась на спину, разбросав руки в стороны. Она кричала, но не слышала себя от дикой непрекращающейся боли, вцепившейся в неё и не дающей передохнуть хотя бы мгновение. Целую минуту — невероятно долгую, растянутую до бесконечности минуту — она скребла ногтями пол и сучила ногами, изгибаясь всем телом, а потом боль резко закончилась. Как будто переключился триггер внутри, и она осталась лежать разбитая и поломанная, как выброшенная кукла.
Потом где-то на периферии сознания забрезжил окружающий мир, и жизнь стала потихоньку возвращаться. Вернулся контроль над телом, а вместе с ним смертельная усталость и ломота во всех мышцах, словно её прокрутили через мясорубку. Вернулось зрение — с чёрными мушками перед глазами и она закрыла глаза, потому что голова от них шла кругом. Прорезались звуки, похожие на кашель, а потом стоны и слёзный шёпот, больше напоминающий собачий скулёж.
Майка всем телом повернулась на звуки и полежала так несколько минут, прежде чем собралась с силами взглянуть на сугубую реальность. А когда открыла глаза, то увидела что и ожидала — скрюченного Гогу на полу, помятого и жалкого, с прежним своим цыплячьим лицом и опухшими от слёз глазами. Вся его брутальность, приданная нейрофоном, испарилась бесследно, и он выглядел довольно глупо в серебристой шапочке нейро-модулятора на голове.
Гога почти затих, только шептал что-то между всхлипываниями и Майка прислушалась.
— Господи, какая дура… сука… дура, господи, боже мой…
Она собралась с силами, стянула с головы нейро-модулятор и швырнула им в Гогу:
— Да пошёл ты!
Когда до неё дошло, что она сказала это мысленно, как обращалась к Призраку, она рассмеялась и тут же поперхнулась, словно косточкой подавилась. Что-то хрустнуло в районе солнечного сплетения, и неприятное жжение разлилось по рёбрам с правой стороны и под лопаткой. Одновременно заболело внизу живота, но эта боль была знакомой и должна была вскоре пройти. Майка повернулась на другой бок, а потом села на полу, обхватив себя руками и уговаривая эту новую напасть отстать от неё, ведь и так с лихвой получила, чего же ещё…
Когда немного отпустило, и вернулась способность дышать полной грудью, она встала и оглянулась. Гога сидел на полу в позе буддийского монаха и потирал пальцы, глядя куда-то в пространство раненым взглядом. Майка подошла и несильно пнула его по ноге в кроссовке.
— Вставай, вояка, отвоевался, — сказала она и не узнала свой голос. — Метнись за коктейлем, я выпить хочу.
На самом деле выпить не очень-то и хотелось, но слабость и разбитость во всём теле требовали притока энергии. Кроме того, было желание отгородиться от разговоров с Призраком таким способом. Она уже не была уверена, что именно алкоголь помогал в этом раньше, но такая вероятность оставалась, так что грех было не попытаться. И, как аварийный вариант, Майка держала в уме возможность под шумок подняться наверх, сбежать отсюда, потому что смутные догадки о том, кто и зачем использует этот симулятор, переросли в уверенность, и она опасалась, что так просто из подвала «Бункера» ей не выбраться.
Гога медленно поднялся, подобрав брошенный ею нейро-модулятор, который скрутился сам в изначальную форму. Он направился к выходу с полигона, не взглянув на Майку, и она пошла следом, едва не наступая ему на пятки, потому что испугалась вдруг, что Гога со злости запрёт её здесь, хлопнув дверью перед носом.
В аппаратной она села туда же, где сидела и первым делом хотела взять коммуникатор, но его на месте не оказалось. Там, где она его оставляла, лежали только снятые перед симуляцией клипсы в виде позолоченных микросхем.