Шельпяков Сергей
Восьмая Мая

— С этой стрелять будем, — он показал рукой. — Крыша без просветов в ограждении, камень сплошной.
Они подошли к выбранному дому и Гога привычно сломал дверь.
Первый этаж оказался загоном для животных, и пахло там соответственно. Самих животных не было, но запах навоза резал глаза. В помещении летали жирные мухи, а в одном углу они кучно роились с неприятным гудением.
Майка зажала нос двумя пальцами и прогундосила:
— Фу! Я здесь ждать не буду!
Гога согласно кивнул и стал подниматься по лестнице, выставив вперёд ствол автомата. Наверху пахло немногим лучше. Свет попадал внутрь сквозь узорные ставни окон и такие же узорные дверцы небольшого балкона. Гога открыл балконные дверцы и в комнате сразу посветлело. Он вышел на узкую площадку балкона с оградой из железных прутьев и оглядел окрестности.
Майка отпустила свой нос и поморщилась:
— Как в таком хлеву живут?
— Привычка, наверное, — Гога улыбнулся с балкона. — И ты привыкнешь.
— Привыкнешь к этому, как же!
Она хотела открыть ставни на окнах, но Гога остановил:
— Не открывай, там сектор обстрела. Влепит в окно и привет!
— Я в такой вонище сидеть не собираюсь!
— Тут подъёмник есть на крышу, я проверю, что к чему.
Он быстро поднялся наверх, через минуту так же быстро спустился и вернулся в комнату.
— Никого нет, но ограда низкая, так что пригибайся, а то прилетит.
Майка вышла на балкон и всей грудью вдохнула горячий уличный воздух:
— Кайф! — оглянулась на Гогу. — Иди уже, а то всю ночь в симуляции проторчим.
— Я скоро, — он затопал вниз по лестнице.
Когда внизу стукнула дверь, она задрала голову и посмотрела наверх: край крыши и проём в ограждении террасы были совсем близко. Майка встала на подъёмник, который выглядел как высокая корзина для белья и был сделан из таких же прутов, что и ограда балкончика. Подъёмник быстро вознёсся на крышу, и она шагнула на обустроенную там террасу с цветами.
В тот же момент где-то впереди затарахтел пулемёт.
Она хотела увидеть, откуда стреляют, и даже заметила пляшущие огоньки на островерхой башне вдалеке, когда вспомнила, что надо пригнуться, но не успела. Рядом засвистело, горячо ужалило в руку пониже плеча, и Майка вскрикнула. Колени подогнулись, она упала на кафельный пол террасы и завыла от боли.
Почувствовав, что её тащат, Майка открыла полные слёз глаза и поняла, что Гога вернулся. Он подтянул её поближе к ограждению, привалил к каменной ограде, подложив что-то мягкое за спину и спросил:
— Больно?
— А сам как думаешь?
Боль пульсировала в руке, и жаркие волны накатывали раз за разом, вышибая пот и выдавливая слёзы. Она не ревела в голос, но слёзы сами собой катились из глаз. Они стекали по проторённым дорожкам на пыльных щеках и капали на разгрузку. Майка скрипела зубами и шумно дышала носом.
Гога достал из аптечки шприц, похожий на карандаш и освободил иглу.
— Что это? — спросила она сквозь стиснутые зубы.
— БАС. Боевое анестезирующее средство, — Гога ткнул ей в бедро, нажал поршень шприца. — Терпи, скоро полегчает.
Такой подлости от симулятора она не ожидала, несмотря на то, что Гога предупреждал. Когда он говорил о боли, она и подумать не могла, что боль может быть такой сильной. Майка в жизни своей ни разу не травмировалась серьёзно и ничего подобного не испытывала. Она и сейчас полагала, что нейрофон перегнул с достоверностью или Гога напутал с настройками. Утешало одно — всё происходит в симуляции, а значит, никакого лечения и пластики для шрамов не потребуется.
Гога достал нож, отстранил её руку и осмотрел рану.
— По касательной прошла. Кость не задета, артерии тоже, так что жгутовать не будем.