Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

Гога отложил автомат, присел и стал доставать гранаты из подсумка, раскладывая их рядком. Когда пулемёт заглох, он поднялся на ноги с двумя гранатами в руках и бросил их одну за другой. На улице дважды громыхнуло, и в наступившей тишине послышались вопли боевиков. Майка не понимала их языка, но интонации было достаточно — ругательства и проклятия в переводе не нуждались.
— А можно я? — она взяла гранату из подсумка.
— Можно, — сказал он. — Осторожно. Если докинешь.
Они поменялись местами, и Майка выглянула на улицу. Пулемёт ударил в стену рядом, отбивая куски камней, и она спряталась обратно.
— Ты больная что ли? — Гога разозлился и не скрывал этого. — У них двенашка зенитная, а ты кочан свой подставляешь!
— Семи смертям не бывать, а одной не миновать! — Майка засмеялась.
— Ты напрасно хорохоришься, дальше хуже будет. И не «лимонку» бросай, она тяжёлая.
Гога отобрал у неё гранату с ребристым корпусом в виде квадратиков и сунул другую — уже знакомую ей яйцеобразную и гладкую гранату с выпуклым пояском посередине, которая оказалась раза в два легче. Она взялась пальцем за кольцо чеки.
— Так. Скобу зажала? — она показала и он кивнул. Отступил, давая ей место для размаха.
Она выдернула чеку с кольцом и со всей силы зашвырнула гранату за иззубренный пулями каменный косяк двери. Через три секунды на улице трескуче грохнуло и почти одновременно грохнуло снова, только слабее и глуше. Мимо них по улице поплыли обрывки чёрного дыма.
Гога отодвинул её назад, встал на колени и высунул голову почти на уровне земли. Потом встал, отряхнул колени и усмехнулся:
— Ты им аккурат под бензобак запендюрила! Иди, полюбуйся!
Пикап лежал вверх колёсами и жарко чадил раскуроченным днищем. Лобовое стекло рассыпалось белыми кубиками, и в кабине виднелась скрюченная фигура водителя. В метре от пикапа лежал один из боевиков, сидевших до этого в кузове. Его размотавшаяся чалма тянулась по брусчатке красной линией.
Они обошли горящую машину, и вышли на прилегающую улицу, ожидая новых выстрелов, но всё было тихо. Улица пустовала, если не считать большой облезлой собаки, которая сидела в тенёчке с высунутым языком, и смотрела на них, шевеля ушами. Майка оглянулась и увидела второй труп с красным тюрбаном на голове, а потом заметила две ноги, торчащие из-под пикапа.
— Четыре в минус, — сказал Гога.
Дальше они шли без происшествий, поглядывая на узкие бойницы окон и двери домов по обе стороны улицы. Минут через десять впереди послышался противный тонкий скрежет. Звук шёл от перекрёстка впереди, до которого оставалось совсем немного.
— Я догадываюсь что это такое, — сказал Гога. — Надо укрыться.
Он выстрелил в замок ближайшей двери, и она распахнулась. Гога скрылся внутри, а через минуту появился и поманил пальцем. Она подошла и встала на входе, направив автомат в сторону непонятного звука.
На перекрёсток выкатился бронетранспортёр, лязгая гусеницами и ужасно скрипя. Бронетранспортёр был зелёный, приземистый, с маленькой плоской башенкой с точащим из неё крупнокалиберным пулемётом. Он заскрёб одной гусеницей, обдирая брусчатку, повернулся на девяносто градусов и пополз по улице в их сторону. Башня с пулемётом начала рыскать в поисках цели и Гога затащил Майку внутрь и закрыл дверь.
— Уходим отсюда, нам эта консерва не по зубам.
— Давай гранат накидаем! — Майка расстегнула подсумок.
— Эту жестянку гранатами не возьмёшь, только истратим зря.
— И что делать будем?
— Застройка вокруг плотная, так что мы по крышам обойдём.
В доме, где они оказались, было три комнаты, и они быстро нашли выход на крышу и приставную деревянную лестницу. Гога полез первым и только успел откинуть люк на крышу, как откуда-то заработал пулемёт, и сверху посыпалась древесная труха.
Гога спустился вниз и сказал:
— Это не вариант.
Он снял кепку, отряхнул её и одел козырьком назад. Походил немного по комнате с задумчивым видом, потом остановился и постучал прикладом автомата по ближайшей стене. Подошёл к другой стене, сорвал выцветший узорный ковёр и постучал по ней.
— Клад ищешь? — усмехнулась Майка.