Шельпяков Сергей
Восьмая Мая

Они подошли к низкой площадке, вступили в нарисованный белой краской квадрат и площадка, оказавшаяся подъёмником, стала плавно опускаться. Внизу оказался пустой длинный коридор с одинаковыми дверями по обе стороны. По потолку в два ряда тянулись тонкие люминесцентные лампы, многие из которых не горели, а некоторые мигали. Было тихо и только где-то далеко, за пределами здания, как заведённый кричал петух.
— Ищем схрон, — напомнил Гога. — Идём и шмонаем комнаты, ты слева, я справа.
— А как он выглядит?
— Ящик зелёный, или что-то подобное. Поймёшь, как увидишь.
Он зашёл в ближайшую дверь справа, а она пошла к двери напротив. Осторожно потянула за ручку и уставилась в темноту, соображая, где искать выключатель и есть ли он там вообще. Майка шагнула к зияющему чернотой дверному проёму и уже собралась зайти и пошарить на стене у двери, чтобы включить свет, когда услышала окрик сзади:
— Стой! Не шевелись!
Она замерла, наблюдая, как под ногами мечется лучик света. Гога подошёл сзади, взял её за шиворот и потянул к себе. Она шагнула назад и вжалась в него, а он посветил вниз фонариком:
— Растяжка.
Сантиметрах в десяти над порогом была натянута тонкая нить, невидимая раньше в темноте, но хорошо заметная теперь в луче света.
— Откуда у тебя фонарик? — спросила Майка обернувшись.
— Нашёл, — Гога присел у порога.
Он встал на колени и освободил один конец растяжки. Не торопясь распутал узелок на кольце и поднялся с гранатой в руке. Граната была зелёная, овальная, с выпуклым пояском посередине.
Гога усмехнулся и вложил гранату ей в руки:
— Держи. Только за колечко не тяни.
Он зашёл в комнату, посветил фонариком на стену у двери и щёлкнул выключателем. Под потолком жёлтым светом зажглась рожковая люстра, затянутая паутиной. Гога выключил фонарик и принялся осматривать помещение.
Майка смотрела на гранату в руке и думала о том, как она может быть настолько реальной. Никаких муляжей на полигоне не было, но граната ощутимо оттягивала руку. И если обмануть глаза современным симуляторам ничего не стоило, то вес гранаты и холодная гладкость металла, осязаемая кожей, были реализованы в симуляции непостижимым образом.
Майка поднесла к лицу и понюхала гранату. Она не знала, как должна пахнуть граната, но лёгкий незнакомый запах был и этот запах казался правдоподобным.
— Вот и у тебя есть фонарик, — Гога вышел из комнаты, забрал гранату и дал вместо неё фонарик из лёгкого металла. — Ну как, расчухала фишку?
— Какую фишку? — она догадывалась, о чём речь, но всё равно спросила.
— Полный реализм, какую! — сказал он, хлопнул её по плечу и подмигнул.
Гогу в симуляторе как будто подменили, и дело было не только во внешнем облике, изменилась также манера общения. Голос был тот же, но интонация заматерела, утратив деликатность. Собачье обожание в глазах и кавалерская угодливость сменились твёрдостью взгляда и нарочитой грубостью. И если изменение внешности было объяснимо — на то он и симулятор, чтобы создавать видимость — то как объяснить другие метаморфозы оставалось непонятным, поэтому она списала это на психологическое воздействие нейрофона, как побочный эффект симуляции.
Майка покрутила в руках фонарик, включила его и посветила себе в глаза.
— Его ведь не существует, так? — спросила она и направила свет Гоге в лицо.
— Это как посмотреть, — Гога отобрал у неё фонарик и выключил его. — Для Руслика, который пошёл прибухнуть, и для всего остального мира этого фонарика нет, а для тебя, — он легонько стукнул фонариком ей по кончику носа, — он существует или нет?
— Я же знаю, что это только иллюзия в голове и фонарика на самом деле нет.
— Конечно иллюзия, но я не об этом. Если все твои пять чувств говорят тебе, что он существует, и если ты можешь пользоваться им по прямому назначению, то какая тебе разница, существует ли он на самом деле?
— Ладно, убедил, крутой симулятор! — она забрала фонарик обратно.
— То ли ещё будет! — сказал Гога многозначительно. — Давай искать дальше. Ты это… лучше со мной ходи, а то скопытишься раньше времени…