Шельпяков Сергей

Восьмая Мая

Она хотела закрыть глаза, но вспомнила, что они итак закрыты. Призрак почувствовал это и спросил:
— Мне уйти?
Ей не очень-то хотелось его видеть, но остаться одной в темноте и тишине было страшно. Смёрзшимся глазам даже слабый свет фонарика был теперь недоступен, а в наступившей гробовой тишине она не могла уловить даже собственное дыхание. Она злилась на беспомощность Призрака и проклинала своё невезение, но общение с ним было нужно ей как то единственное что отвлекает от пугающих мыслей.
Она спросила:
— Как становятся ангелами-хранителями?
— Для начала надо умереть, я думаю. А до этого сделать в жизни что-то очень плохое. Не знаю точно, а врать не хочу. Я был человеком, как ты. Но забыл свою жизнь. Смешно — Хемингуэя помню, а жизнь свою нет.
— Совсем-совсем ничего не помнишь?
— Немного. Остаточный образ, как отражение в мутном зеркале. Неясные обрывки желаний и чувств. Как мелкий мусор, оставшийся в наспех подметённой пустой комнате. Осколки, из которых не собрать целого.
— И как тебе быть… таким?
— Человек ко всему привыкает. Я даже рад, что ничего не помню. Представляешь, если я такой навсегда? Вспоминать свою жизнь, всех тех, кого любил и кого ненавидел, все свои ошибки и неудачи, радости и печали…
— Ты прав, лучше не помнить. Не хотела бы я оказаться на твоём месте.
— И не окажешься. Такое наказание надо заслужить.
— Я и не знала, что бывают такие наказания.
— Ты и преступлений таких не знала.
Они замолчали. Майка прислушалась к себе: жива ли она ещё? Призрак по-прежнему сидел на полке в неудобном месте и смотрел, не моргая и не шевелясь. Глядя на его бледное лицо, Майка подумала, что в таком холодном месте должен быть пар от дыхания, и он тут же появился. Потом она вспомнила, что призраки не дышат воздухом и пар исчез. Она начала представлять у Призрака рога, копыта и хвост, и он спросил:
— Развлекаешься?
— Я вот думаю. Что ты за неудачливый ангел-хранитель, разве так бывает? Может быть, ты на самом деле дьявол и тебе просто нравится мучить людей?
— Ты сердишься на меня за мою неспособность помочь, и ты абсолютно права. Я не смог сделать то, что должен.
— А скажи-ка, многим ли ты помог?
— Это сокрыто от меня так же, как подробности моей жизни.
— Но ты же хвалился, что всегда с первого раза получается!
— Это базовые знания, такие же, как информация о моём предназначении. Скорее не знания даже, а ощущение, внутренняя уверенность. В памяти хранится только текущая задача. Сейчас это ты. И когда я закончу, я забуду тебя.
Майка не вдумывалась в его слова, ей казалось, что он говорит не о том и не так. Всё теперь было не так.
— Помирать — препоганейшее занятие.
— Я помогу тебе, обещаю! Не остановлюсь и не устану, буду пробовать снова и снова, пока не получится и сделаю всё, чтобы тебя спасти…
Его голос стал тише, а образ виделся теперь как сквозь запотевшее стекло. Майка протёрла это стекло, как могла, и на мгновение стало лучше видно, но оно тут же стало покрываться изморозью, которая быстро нарастала ледяным узором.
— Возьми меня за руку.
Он присел перед ней и взял её ладонь обеими руками.
— Скажи, что всё будет хорошо.
— Всё будет хорошо…